В ритме радио
Я написал этот рассказ для конкурса от SC2tv. Однако конкурс не состоялся. Мне будет очень приятно, если вы прочитаете его. Особенно приятно будет узнать ваше впечатление.
"Пустошь. Бункер. Вдалеке неестественно длинную тень отбрасывал одинокий пехотинец..."
«Белое солнце поднялось над горным хребтом. Из небольшого транспортного корабля выкинули новобранца. «Сержант, перед тем, как я вас покину, прошу, объясните, почему вы называете транспортный корабль dropship?», спросил новобранец. Сержант охотно объяснила. Не расточаясь в словах, она добродушно выкинула своего пассажира на землю. Шесть метров полета, и морпех в этой груде металла делает свои первые шаги. Впору прослезиться, глядя на то, как парень неуверенной походкой заново рожденного входит в свою новую жизнь!»
Я шел к бункеру, сочиняя от нечего делать. Едва ли здесь было место романтике. В транспортном корабле я увидел лишь пустую безжизненную землю. Это была равнина протяженностью в тысячи километров. Ветер унес всю почву, оставив только твердые породы. Полукругом равнину очертили горы.
Когда-то в детстве я любил садиться у иллюминатора и смотреть на просторы космоса. Я вспомнил перелет. Я был зафиксирован напротив огромной дыры. С ее краев все еще стекала какая-то едкая дрянь. Эти воспоминания были во многом похожи. Только сейчас я был немного старше.
Из штаба пришло распоряжение доставить единственного выжившего к маленькому аванпосту на богом забытом острове этой проклятой планеты. «Так точно!», говорит сержант и выкидывает меня на пол пути к уютным кроватям бараков. Ей кровати офицерского состава, мне однодневный переход до «стратегического объекта». Аванпост был паршивым бункером, где о комфорте говорить не приходилось.
Я совершал свои первые шаги в броне морпеха. Земля трескалась подо мной, ее тут же подхватывал ветер. До бункера оставалось всего три километра, но я дошел только к закату. Управление давалось очень тяжело, и на протяжении всего пути мне казалось, что я выбиваюсь из графика. Тогда я не понимал иронии своих мыслей. Мне понадобилось чертовых три месяца понять, что в этом месте не существовало никаких графиков. Было только радио. И ты наказывал сам себя, если не успевал к началу трансляции.
У бункера я остановился. Меня не снабдили тонкой аппаратурой, но дали пару крепких железных кулаков. Я коротко ударил в дверь бункера. Через минуту еще раз. Через шесть ударов дверь ужасно заскрипела, чуть отдвинулась, и в щель просунулась механическая рука. Дверь медленно поползла в сторону.
– Кто там?
Я тут же, не дожидаясь, пока увижу собеседника, доложился и выпалил десятизначное число – мои позывные.
– Мне тебя так и называть? – напротив меня стоял человек, закованный в огромную броню, сделанную специально под таких тяжеловесов. Голос его был рычащим: желтые зубы сомкнулись на сигаре – дань моде, занесенной сюда с рекламным роликом. Его крутили во всех тюрьмах мира. Сигара была изжевана – мужчина ее никогда не курил – но отличала в нем большую шишку.
Я назвал свое имя.
– Четыре буквы. Хорошо. Я Джек. Тебя ждали на день позже.
Я решил не строить из себя святую простоту.
– Законченное высшее. Не такие сложные у машины алгоритмы, я быстро разобрался.
– Гражданское направление?
– Физико-математический.
– И тебя послали к нам. Ты понимаешь, что они хотят твоей смерти? – сказал Джек. Ни тени удивления, он хмурился и внимательно смотрел на меня. Будто бы проверял на вменяемость.
– Я думал об этом. Но я сам вызвался добровольцем.
– Хорошо, – Джек перекинул сигару на другую сторону рта и отошел вглубь бункера.
Я вошел внутрь. Джек потащил дверь в сторону, закрывая проход. Бункер оказался больше обычного, и все же недостаточно, чтобы жить в нем. Справа на какой-то раскуроченной железной кишке сидел козлиного вида мужик. Он был тощим, длинным и прятал глаза за круглыми темными очками.
– Еще один нахлебник? Какого черта нам пятый? – сказал он.
– Это Сем.
Я немного опешил от такого приветствия. И еще больше удивился дальнейшему разговору.
– Скоро узнаешь, что такое «Сэм», – сказал мужичок, – У Джека каждый говнюк – это Сэм. Но поскольку говнюк тут только я, это стало моим именем, хе-хе.
– Заткнись, Сэм!
– Вас понял, сер. Уже заткнулся, сер, – сказал Сэм, замолчал и заговорил со мной, – Он босс, хе-хе.
Когда-то здесь была колония зергов. Экспансивная и не слишком защищенная. Малый отряд из двадцати человек уничтожил все под чистую. В тридцати километрах от минеральных полей возвели бункер. Среди четверых выживших был техник – Кент, и пиротехник – Джо. Шел пятый месяц, с тех пор, как их подразделение захватило этот остров. Провизию и боеприпасы скидывали редкие транспортники. Человека скинули впервые, прежде людские потери никем не восполнялись. Этот бункер по праву можно было считать камерой смертников.
Из брони меня выковыряли в первый же день. Добродушный техник модифицировал все, что попадало под руку. Восемьдесят процентов пехоты даже после подготовки на эмуляторах свой первый день на поле боя отмечают смертью. Их заковывают, не оставляя возможности выбраться из брони. В промышленных масштабах такая модификация не выгодна. Но я здесь застрял надолго, и Кенту волей не волей пришлось доработать мою броню.
Сэм называл нашего механика рабом. «Эй, раб!», говорил, «Чего тебе, Сэм?», а Сэм только ухмылялся в свою козлиную бородку и ничего не отвечал. «Я техник. В конце концов, рабочий» – «На «раба» ты откликаешься расторопнее, чем на имя!», отвечал Сем. В таких случаях я вставал на сторону Кента: «Твоя логика ущербна, Сэм, ты не учитываешь, что единственный зовешь его рабом, и на скорость отклика может влиять твоя козлиная сущность, а не позывной». «Раб – три буквы, все замечательно, так, да? Хе-хе. Вы же все зовете меня Сэмом, и ничего!».
Причина этой язвительности к именам была очевидной. Джек просто-напросто заменил какое-нибудь чересчур длинное, но родное имя Сэма на эту кличку. Джек делал это не со зла, но и без большой необходимости. Это стало привычкой с тех пор, как он командовал рядовыми на поле боя. Ирония в том, что здесь отдавать приказ можно было даже сонетами. Прежде несколько часов рифмуя строки. В бункере у времени была грош цена.
– Так за что тебя посадили? – спросил Сэм на первом же «семейном» ужине.
– Это… было недоразумение, – мне очень не хотелось что-либо рассказывать.
Сэму было словно плевать, что я сказал. Он тут же начал болтать. Ему просто хотелось побалагурить.
– Да ладно. У нас тут все невиновные, ты не знал? Чистые, как ангельские перышки! Кроме Джо, конечно. Он еще в детстве собак жег. Настоящий псих. Что, любишь девушек погорячее, да? Любишь, когда пожирнее и вся в огне, так? – ели все вместе. Мы всегда были вместе, всегда в бункере. Джо никак не реагировал, он был неразговорчив. Сидел, жевал, разговор его не интересовал.
– Сэм, мы едим, не надо, ладно? – сказал Кент.
– А этот знаешь, что сделал?
– Сэм! Пожалуйста.
– Как исповедоваться, так не надо, а как…
– Сэм, я тебя очень прошу, если тебя так распирает, говори, когда я буду занят.
– Молчу, молчу, маленький ублюдок. Я не так доверчив, как какая-нибудь крохотная девочка из сиротского приюта, но, может, у тебя похитрее изобретение завалялось? Волонтер не нужен? Прости, но с девочками тут беда, – Кент не выдержал. Он встал и начал искать, чем бы себя занять, – Очень советую присматривать за ним. Пока он чинит твою броню, – сказал Сем, обращаясь ко мне.
– Надо было соглашаться. Работал бы на правительство. Здесь тебе не место.
– О! А босс из военных, не то, что мы. Сидел в танке, рассчитывал траектории, хе-хе. Для него это было работой, а бункер тогда – просто понижение.
Я доел свой паек. Вычистил контейнер до последней крошки.
– Ммм…
– Я? Я – мохнатый шмель. Вообще-то, такой же отброс, раз уж попался и сижу здесь, так? – Сэм улыбался. Я не стал развивать мысль.
Оставалось сказать что-то вроде «приятно познакомиться». Но пока я думал, как можно высказать это, чтобы не звучало очередной неприятной шуточкой, у Кента в руках что-то задребезжало.
«Как это прекрасно! Рипперы: они прыгают, взлетают с легкостью маленькой балерины, приземляются прямо на базе у противника и творят там самые настоящие маленькие чудеса!..»
Звучало радио. Спокойно и вдумчиво излагали какую-то операцию.
– Адольф, Адольф! – Сэм кривлялся, но, кажется, был искренне рад, – Он сам – наше маленькое чудо! Послушай. Умудряется отдавать приказы и держать в курсе событий весь свой округ. Он учился на меде, при этом состоял в каких-то узких литературных кругах. Теперь воюет и толкает методы психологического внушения. И как раз для таких отдаленных аванпостов выходит в эфир. Это чтобы мы не чувствовали себя покинутыми, хе-хе. От недостатка внимания и сойти с катушек можно, так ведь?
Слушать речь Адольфа было чертовски приятно. Казалось, он обращается прямо к нам. Его заботливый голос внушал умиротворение. Под звуки битвы Адольф рассказывал, как отлично наши справляются с превосходящими силами зергов. «Черт возьми, этому человеку хочется верить!», подумал я и уснул.
Мне приснился самый паршивый сон. Настолько же паршивым было пробуждение. Как из болота, меня потянуло наверх. Кто-то кричал.
Я сделал глубокий вдох, вскочил со своего места.
– Нет! – тем временем кричал Сэм.
Он куда-то рванулся. Я с лету схватил винтовку Гаусса и кинулся к бойнице.
До сих пор на нас никто не нападал. Я не мог знать, что удар произойдет изнутри. В бойнице было чисто. За моей спиной раздалось зловещее шипение.
Потом трещание, потом чей-то сонный голос.
«Вас приветствует Барабулька, мы летим на высоте двух тысяч километров над землей, не пытайтесь найти другую волну, я захватил весь эфир. В конце-концов, я мог бы править и всей галактикой, но выбрал роль простого радиовещателя. Помните это и цените…»
Дальше под удивительную музыку зазвучал совершеннейший бред. Кент пытался оправдываться, что не такой уж плохой этот Барабулька, но очень скоро замолчал. В прострации он смотрел куда-то вперед, прислушиваясь к отборнейшему бреду, который доносился из динамиков. Сэм в отчаянии заломил руки, на лице его застыло выражение муки, но он так же покорно слушал радио. Взгляд Джо оставался пустым, вряд ли он почувствовал разницу. Джек первую минуту облачался в броню, хотел тихо свалить, проведать нашу пустошь, но уже перед выходом, уверенный, что теперь уж его ничего не остановит, прислушался к спокойному, гипнотическому голосу Барабульки и остался.
«Я люблю французские булочки, вы бы знали, они такие аппетитные, такие круглые…»
Сэм загадочно улыбнулся своим мыслям, сказал:
– Как думаете, он и правда такой любитель этих булок, или у него там сидит обнаженная француженка, и он мнет ее булочки, комментируя это в эфир?
Слова повисли в воздухе. Каждый думал о своем. У каждого в голове возникла своя француженка. Мы уже не сомневались, мы сделали свой выбор в пользу аппетитненькой блондиночки, все больше погружаясь в мир сомнамбулических фантазии, навязанный нам этим странным человеком. У моей, выдавая мое стремление к совершенству, на булочках лежали кремовые французские булочки. Я стоял и плакал, потому что крем затекал между булочек и больше оттуда не возвращался…
Шел второй месяц моего пребывания в бункере. Мы все сходили с ума. Мы не пытались сопротивляться, мы с удовольствием погружались в это безумие, стараясь вырваться из-под влияния времени.
А Барабулька, наш маленький Карлесон, улетел в пустоту эфира, даруя нам свободу от этой стыдливой неги его бессонного абсурда.
Где-то в темноте на минимальных оборотах работал генератор. Тишина нервировала. Звук генератора успокаивал. Где-то кряхтел Сэм, копошился в электронике. Остальные спали.
Этот отвратительный сон приснился мне вновь. События в нем смешались, но я отчетливо помнил чувство, от которого проснулся. Я в точности знал, о чем он, и меня до сих пор разбирала ненависть, когда что-то напоминало о событиях моего заключения.
Однажды в далеком прошлом целый взвод морпехов был обязан защищать меня ценой собственных жизней. Я вел научную деятельность в центральной лаборатории, и меня послали исследовать новый неизвестный прежде тип ресурсов. Так называемые «золотые» минералы.
Кроме меня из научного отдела отправилась девушка, Керолайн. Она была химиком и отлично знала медицину. На нас напали зерги. После нападения выжили только мы вдвоем.
Мы с Керолайн были налегке. Я едва волок по земле винтовку гаусса. Чтобы я мог ей пользоваться, Кролайн каждый раз вкалывала мне стимпак. Винтовка Гаусса, огромный патронаж, стимпак – я с легкостью подхватываю свое оружие и убиваю очередного зерлинга. Тяжелая одышка, головная боль, какое-то лекарство. Керолайн убивала меня, она же лечила. Я был нужен ей.
На второй день я харкал кровью и уже ничего не соображал. Мы остановились, обессилев, я упал на землю. Я умолял ее позволить мне умереть, но вновь и вновь просыпался от очередной дозы. Через несколько минут я снова пускал сопли, молил о пощаде, но не мог ничего сделать. Мое тело не слушалось.
Я чувствовал, что на пределе. У Керолайн сдавали нервы. Ночью, услышав шорох, она с размаху вогнала мне полную дозу. «Дура, там ничего нет!», пронеслось у меня в голове, но изо рта вырвался только хриплый крик.
Я был совершенно безумен от прилива сил и не представлял, куда ее деть. По близости не было ни единого зерга. Мое тело ломало, легкие жгло, а виски разрывало от боли.
Я скрутил Керолайн, это было настолько легко, что мне казалось, будто она не сопротивляется. Я изнасиловал ее. Вымещая всю ярость и ненависть за то, что она сделала со мной, за то, во что она меня превратила.
Мы провели вместе еще два дня. Для Керолайн они тянулись мучительно долго. Она боялась меня, но еще больше боялась уйти. То, что сотворил с нею я, не шло ни в какое сравнение с тем, что сделали бы с ней зерги. Я лежал на земле, наслаждаясь отдыхом. Я не думал, едва дышал, изо рта сочилась кровь. Так нас и нашли.
После я пришел в сознание уже в тюремной больнице. Состоялся суд. Военная машина всегда сильнее научного корпуса, а Керолайн была дочерью одного из генералов штаба. Меня не смогли защитить, к тому же у меня все еще продолжался травматический период. Эмоции имели разрушительную силу, и я испытывал ни с чем не сравнимое чувство вины. Как безумец я сидел, уставившись в одну точку, и признавал все, что мне вменяли. Чувство вины не позволяло мне даже убить себя, я считал, что заслужил эти мучения. Меня буквально разрывало от боли в груди.
Мучимый гормональной нестабильностью, я подал прошение зачислить меня в ряды добровольцев. Друзья и коллеги, небезосновательно надеявшиеся на апелляцию, не смогли отговорить меня. Я жаждал смерти.
Я приходил в себя очень медленно, но когда смог отделаться от разрушительного влияния наркотиков, понял, что мое наказание – не более чем месть от Керолайн. Я мог признать, что изнасилование оставило тяжелый след в ее жизни, но то, что она сделала со мной, сделала осознанно и без малейших колебаний, заслуживает не меньшего наказания.
Но было слишком поздно. Я вступил в армию добровольцем. А путь морпеха – всегда заканчивается смертью. История не знала исключений.
Кент вошел в бункер. Клешней своей брони он сжимал один единственный ящик. Я задерживался, где-то снаружи нес остальные припасы.
Рядом со входом сидел призрак. Его экипировка скрывала все тело, длинная снайперская винтовка лежала рядом.
– Привет! Давно тебя не видели, – сказал Кент и тут же вскрикнул, – Ой!
Призрак исчез, словно его и прежде не было. В мешанине железного темного бункера не было видно никаких искажений.
– Всегда так, – сказал Джек.
– Забыл, раб, он показывается только тогда, когда ему кажется, что не виден. Кончается энергия, а он продолжает сидеть и думает, что все еще невидимка. Вообще, какого черта он приперся?
Вялый треп прервало мое появление. Никто не мог знать, что должно произойти. Кажется, я вошел со словами Сэма, он продолжил по инерции болтовню, и не успел сообразить, что стоило захлопнуть рот. Все произошло в несколько секунд.
Я сразу почуял неладное. Броня была неудобна, я рывком выпрыгнул из нее и схватился за стену. Я не понимал, откуда исходит опасность. Меня охватила паника, но я свободно ей управлял, видел, слышал, чувствовал, Кент, Джо, Джек, Сэм перестали существовать, но кроме них был кто-то еще. Я так и не успел осознать, где прячется темный жрец, но уже кого-то избивал.
Сначала всем показалось, что я просто махаю руками по воздуху, но очень скоро я начал рвать костюм призрака. Первым все понял Джек, он был в броне, сделал несколько шагов и попытался оттащить меня. Я не видел его, не понимал, что меня тянет вверх, но призрака не отпускал. И только когда в костюме что-то лопнуло, и он перестал быть невидимым, я вдруг успокоился и обмяк. Паника прошла, и только частое сердцебиение напоминало, что этот эпизод мне не привиделся.
– А я все думал, девчонка это или парень! – сказал Сэм, – Нет, я понимаю, что ты псих и насильник, но не думал, что все настолько серьезно. И ведь учуял, чертяка! Ха-ха! – И Сэм засмеялся. Один в тишине, больше никто не решился заговорить. Он никогда так не смеялся и позже сказал, что это была истерика. – Нет, вы посмотрите, настоящий самец!
Поднялся Джо, подхватил девушку и положил на стол. Она дышала, но была без сознания. Подошел Сэм.
– Да что это с ней?
Ее тело все было в шрамах. Один из них проходил через горло. Джо молча залез к ней в рот, поморщился и сказал:
– Нет языка. А я думал, мы в чем-то похожи.
– Эй, чудовище, не твоя работа?
– Сэм, я…
Я не нашелся, что сказать. Я смутно помнил, как поступил с девушкой, но, кажется, старался избавиться от костюма, а не от нее. Джек, однако, не решался меня отпустить.
– Отпусти его, – сказал Сэм, – чуть что – не удержишь. Помнишь, как он гаусса впервые подхватил? Хм…
Джек отпустил меня. Джо пошел искать одежду. Кент предложил снять костюм призрака и отдать ему.
Я сидел на полу. Есть вещи, которые не забываешь никогда. Но можно очень долго притворяться, будто ничего не было, пока призрак прошлого не напомнит о себе сам.
У каждого радио-ведущего был свой стиль. Мы жили в ритме радио. Мы узнавали ведущих по голосам, старались не пропустить ни одной передачи. Через них мы соприкасались с внешним миром. Даже если они не рассказывали никаких новостей, а просто что-то говорили, мы в точности знали, что слушаем это не одни. Каждый отдаленный аванпост в эти минуты так же собирался вокруг радио и слушал те же знакомые голоса. Радио объединяло самые далекие уголки планеты. Нас было мало, но мы были повсюду.
Влияние радио на нашу команду было столь велико, что мы были готовы безропотно отдать свои жизни, лишь бы не нарушить сложившийся ритм. Однажды я ощутил это на собственной шкуре…
– Заряжаешь… Подводишь… И жаришь… Я жарю тварей, которые подошли слишком близко, Джек и Кент отстреливают остальных.
– А Сэм?
– А Сэм ковыряет в носу. Некоторые… лопаются, а другие ссыхаются, обугливаются…
Джо, не очень разговорчивый по жизни, мог часами рассказывать об огне. И все под ужасный скрежет и шипение зергов. Они скользили по трупам убитых и без конца бросались на бункер. Их было не слишком много, но достаточно, чтобы ошметками своих тел усеять все вокруг. Они ложились ровным слоем, смачно взрывались и доставляли этим Джо молчаливое удовольствие. Он был сосредоточен, суров и только изредка закусывал губу, едва постанывая. Для него убийство огнем до сих пор несло таинство, каждый убитый зерг казался ему уникальным. Личностью. В том, как они погибали от огня, Джо видел отражение их страшной души. Наверно, он искреннее любил эту инопланетную расу за то, что с ними он мог быть тем, кем хотел.
Джек был не в духе, вчера, отбиваясь, он перекусил свою сигару. Она давно стала для него талисманом, и это событие он воспринял как дурной знак. Я старался к нему не соваться.
Мы все вполуха слушали радио. Или, наоборот, вполсилы занимались делами. Нападение не могло послужить оправданием пропущенной трансляции.
Голосом ночи для нас был Леворго. Он каким-то образом наблюдал за противостоянием зергов и протоссов. Такие передачи ценились нами больше всего.
Вдруг Леворго защелкал, потом затрещал. Мы все знали, что это значило.
Подавить сигнал можно только с близкого расстояния. К нам приближался Барабулька.
Было бы странно отвлекаться от зергов, чтобы выключить радио. Мы не придали этой перемене значения, но оказались неспособны сопротивляться сложившемуся порядку. Рев огнемета и выстрелы винтовок начали стихать. О бункер бились зерги, но мы словно не слышали этого. Для нас существовал только он.
Барабулька! Привет Барабулька, как же давно тебя не было! Как там твои булочки, не устали протирать сидение крейсера?
«Привет вам, сегодня в меню лягушачьи лапки. Кто не ел лягушачьих лапок, если ему знакомы французские булочки?»
Ах, как нам было хорошо! Если мы могли умереть, слушая речь этого удивительного человека, то почему бы не выбрать смерть в сладостной неге безумия вместо того, чтобы вариться в собственном соку в этом бункере, вместо того, чтобы подохнуть, покрывшись плесенью! Хрум-хрум, мистер хрумс, мы слушаем тебя, мы готовы исполнить любой твой приказ, но, жестокий, ты не приказываешь, ты только даришь нам эти минуты блаженства!
Мы были уверены, что скоро умрем, разрываемые на части новой волной зерлингов, но смирились с этим и только ждали исхода.
Луну закрыла огромная тень. Неправдоподобно низко для боевого крейсера, над нами завис Барабулька. Он поливал наших зергов огнем, рвал их тщедушные тельца лазерами своих пушек и продолжал вещать о пользе лягушачьих лапок и пикантности, которую они вносят в романтический ужин.
Он улетел, подарив нам второе рождение. Мы расстались со своими жизнями, но, очнувшись, обнаружили себя живыми. Он не просил ничего взамен. А как мы хотели дать ему что-то равноценное! Это было больше, чем просто спасение жизни, это было настоящее перерождение, когда вновь родившийся не должен уже ничего своему дарителю.
Кто знает, может однажды он призовет нас в его команду ради какой-нибудь революции, ради свободной любви и вольного мышления. Ради мира во всем мире мы бы выжгли всю эту планету дотла, только не оставляй нас, о светлый дух неотвратимой добродетели!
Сэм подорвался, подбежал к бойнице и крикнул что было сил:
– Идиот! Какие, к чертям, лягушачьи лапки?! Лягушата! У нас тут только зергушата, и вряд ли это поставка из Франции!
Собака лает, ветер носит. Зергушата, лягушата – обратитесь к Джо и кроме размера в этом блюде разницы не найдете.
Нападения стали чаще. Трансляции реже. Мы скучали.
– Слушайте, но ведь Керриган – баба, так может, кто-то выживет? Как вы думаете, есть шанс, так? Нет, сами посудите, пара-тройка мужиков крепкого сложения в год ей точно требуется, да?
Никто не отвечал. Всем было не до этого. Я как обычно не принимал участия, но тоже молчал и напряженно пытался уследить за картиной боя. Ничего не понимал. Впрочем, боюсь, даже те, кто находился у бойниц, не могли оценить положение.
Сэм продолжал говорить:
– У тебя ведь спрашиваю. Ты попал к мозгу 32767, она ведь тогда где-то там ошивалась, да? И что, все слухи правда? Ты ведь у нас сексуальный, да еще маньяк, она небось за сто километров таких чует, хе-хе.
Я молчал. Только улыбнулся. Рассказывать не было смысла. Разве что мы станем съезжать с катушек от скуки. А так, к чему вносить определенность? Если это станет еще одной темой для вечных шуточек Сэма, я не был против. Сэм говорил, мы слушали. Он делал для нас больше, чем можно себе представить. Оценить то, насколько он нам нужен, мы сможем, разве что потеряв его. Джо и Джек уже давно замкнулись в себе. Кент унывал от недостатка работы. Он выжал максимум пользы из всего, что было под рукой и тоже начал терять интерес к происходящему. Сэм не менялся.
Старый добрый Сем. С каких пор он носил эту кличку? Тайна его имени была известна только Джеку. Но кое-что знали и остальные: с тех самых пор, как Джек нарек его Сэмом, он стал самым большим говнюком на всей этой гребаной планете.
Какого же было мое удивление, когда Сэм в одно мгновение переменился. Длинный и худощавый, он всегда сутулился, сидел, скрючившись, сгибая и заламывая свои подвижные руки. Но сейчас он встал во всю длину и вытянулся как стрела, решившись на последний, стремительный полет.
– Как ты думаешь, есть ли на самом деле центр, или мы здесь последние выжившие на планете? – сказал он мне, и тут же продолжил, – Кент, выводи мой мопед!
Кент тут же отпрянул от своей бойницы, подошел к стене и провел какие-то манипуляции. Послышался резкий звук разгерметизации.
– Может, хоть имя скажешь? Выцарапаем на бункере.
Сэм ничего не ответил. Его будто подменили. Кент схватился за стальную трубу и вырвал целый пласт метала. Открылось помещение, о котором я даже не знал. Сэм сразу запрыгнул туда.
– Открывай!
Джек уже давно стоял у выхода. Он рванул дверь на себя, и Сэм с ковбойским криком проехал через бункер. Как на трамплине он вылетел наружу на своей вультурой.
В дверь сунулся зерлинг, но Джек отбросил его назад ударом закованного кулака и навалился на дверь. Прежде чем ее закрыли, в бункер протиснулся еще один зерг, рванулся к Кенту, но до механика долетел разрубленным надвое. Я не подумал о том, что делаю, все мои мысли были о Сэме.
– Плащ дома забыл? – сказал Джек. Он хмурился, выглядел недовольным, но очень скоро махнул на меня рукой. Сейчас было не до того.
Я подошел к одной из бойниц и высунул голову наружу. Джо разобрался с теми несколькими зерлингами, которые остались около бункера. Остальные побежали за Сэмом.
Он был прекрасен! Он гарцевал на вультуре, словно она была живой и вместе с этим – частью Сэма. Он не давал и царапнуть свою машинку, он управлял строем зерлингов, которые руководились только инстинктом и жаждой убийства. Они выстраивались в ряд, толпились, мешали друг другу, давили своих же. А Сэм на лету делал полный круг, успевал выстрелить и ехал дальше, почти не тратя времени на этот трюк.
Однако с каждым разом ему приходилось уезжать все дальше и дальше, ему требовалось пространство, а зерлингов стекалось все больше, и вот я уже не мог разглядеть его среди этой массы.
Я собрался наружу. Кент только устало покачал головой. Джек отвернулся и сказал:
– Козырная карта. Дело дрянь, если решился. Вообще-то он служил еще при Императоре. Тогда вультурщиков обучали не в пример лучше. «Были вультурщики, стали халтурщики!», Сем не раз это повторял. Но наша вультура на ладан дышит. Дрянь дельце.
Неправдоподобно длинная речь Джека прозвучала прощальным отпеванием. Я не мог поверить, что все уже распрощались с Семом.
– Без него мы просто не сможем!
– Он не первый. Да и мы скоро вслед за ним отправимся, – сказал Кент. Он не сделал шага к моей броне. Просить было бессмысленно. Я решил пойти налегке.
Хорошо, что никто не пытался меня остановить. Как в сказке по хлебным крошкам, я побежал по трупам зерлингов. Очень скоро я сбился со счета. По следам я понял, что со всех сторон бежали все новые и новые зерги. Мог ли в действительности Сэм справиться с ними, или он просто уводил их как можно дальше от бункера? Я бежал на возвышенность, которая не давала его увидеть.
На гребне мне открылся самый конец битвы. Не теряя времени, я побежал вниз. Зерлингов осталось немного, но что-то случилось с вультурой Сэма. От прежней подвижности не осталось следа. Я побежал изо всех сил. Невидимое лезвие Темного позволяло мне справиться и с десятью зерлингами, но что делать, если я был настолько далеко?
Когда вультура заглохла, осталось всего три твари! Смерть позволила идти всего на шаг позади нее, она дразнила надеждой, но я уже понимал, что мне останется лишь забрать растерзанное тело Сэма. Он руками кинул снарядный бочонок в прыгнувшего на него зерлинга. Тот сдох, но, мертвый, упал прямо на вультуру и придавил своим телом Сема.
Вдруг второго зерлинга снесло в сторону. Я прислушался. Услышал характерный щелчок, и последняя тварь упала на землю, даже не вздрогнув в конвульсии.
Я, наконец, добрался до Сэма, аккуратно разрезал вультуру, чтобы безболезненно вытащить его из-под мертвого зерга. Вытащил и положил на землю.
Вид у него был паршивый. Кажется, ему сломало руку, было много ожогов от смеси из чертового бочонка, на теле – две глубокие раны от когтей зерлинга.
– Это… она, да?
– Молчи, тебе грудь смяло.
– Брось. Я… умираю. Лучше слушай: похорони меня, но на могиле… напиши мое имя, – Сэм хрипел, ему хотелось глубоко вздохнуть, но он не мог из-за боли в груди, – Мое имя, – я сглотнул. Почему он решил именно мне сказать свое имя? Тайна его имени казалась мне уже неразрешимой и вот, заплатив жизнью друга, я получаю ответ. Получается, что так? Я наклонился к самым губам Сэма, а он на последнем выдохе прошептал, – Мое имя… дело в том, что меня зовут Сэмюель…
Мог ли Сэм умереть после такой глупости? Конечно нет! Я застонал, почувствовал себя обманутым, без какой-либо трепетности взял Сэма на руки и понес в бункер. Он грязно ругался, говорил, чтобы я оставил его подыхать, что лучше уж смерть, чем общество осужденных психопатов, а иногда и вовсе срывался на патетику и предлагал бросить его, потому что я скоро выдохнусь, и мы оба сдохнем в этой пустоши.
Пока ему оказывали первую помощь, я рассказал всем о «настоящем имени нашего Сэма». Даже Джо, который, вроде, совсем не слушал, улыбнулся моему рассказу.
С тех пор Сэм превратился в Сэмюеля. Он жутко ворчал на такую перемену, однако, как мне кажется, был искренне рад.
Но было в этой истории такое, о чем стоило задуматься. О себе напомнила девчонка призрак. Ее незримое присутствие всегда оставалось незаметным, но забывать о ней не стоило. Она привязалась к нам за тот долгий период, пока Кент не разгадал, как починить ее костюм. Однако мы все знали, что ее присутствие здесь не предвещает для нас ничего хорошего. Она легко могла уничтожить всю долину.
– Эй, Пи аш Ди! – и Сэмюель кинул толстый болт в мою сторону. Мы баловались этим не впервые. Я сделал неуловимое движение, болт продолжил лететь, но к ногам Кента упали только две половинки.
– Эй, Раб, кинь обратно, вычислим двенадцатую степень двойки. Всего-то дюжина бросков и посчитать осколки металла!
Наверно, мне не стоило портить болты. Или Сэму обзываться. Кент внезапно с силой ударил о стену чем-то вроде разводного ключа. Тонкий звук, похожий на стон натянутой струны повис в воздухе. Нервы у нашего механика последнее время были ни к черту.
– Сэмюель, ты просто идиот! Ты единственный из нас всех не понимаешь, в какой ситуации мы оказались! Нас отсюда заберут, разве что закончится война с зергами! – Кент швырнул свой ключ в кучу других инструментов, – Ты как блаженный, ты вообще ничего не понимаешь! Ты не видишь дальше своего носа. Я думал, чуть не погибнув, ты станешь хоть немного серьезней, но нет, все только хуже. Как ты можешь вести себя, будто ничего не происходит?
– Да ладно, ничего и не происходит, так?..
– Замолчи! Происходит, но ты не видишь! А я вижу! И поражаюсь, как до сих пор не сошел с ума! Я даже не помню, сколько мы здесь уже торчим. Я уже ни на что не надеюсь, ах, как я завидую тебе! Твоему несгибаемому идиотизму и непониманию. Ты не представляешь, как я хочу на твое место…
Кент чуть не заплакал. Он затих, скрючился, потом осел на пол и обхватил колени руками.
– В чем-то он прав, Сэмюель, в чем-то он прав, – сказал Джек и снова погрузился в свои мысли.
Повисшая тишина сильно отличалась от обычной. Сэмюель выглядел очень растерянным. Такие ребята всегда теряются, когда понимают, что их ребячество может привести к серьезной ссоре. Мне показалось, что он хочет сказать что-то вроде «я не хотел», но он вздохнул и обратился ко мне:
– Пошли, наберем воды.
Я встал, залез в броню, Кент ее активировал пол часа назад для плановой проверки. Сэмюель пошел пешком.
До воды было чертовски далеко. Отличная возможность подумать. Я знал, что Кент успокоится и даже, может, будет раскаиваться, что сорвался. Сэмюель оправился уже после нескольких километров.
– Очень вовремя! Мне иногда кажется, что от этих пайков я сру кирпичами. И сами как кирпичи! Надо больше пить, или закидывать их в котел с водой, чтобы размякли. Получится что-то вроде киселя. Или кастрюли соплей.
Возвращаясь, мы разглядели бункер за три километра. Ничего не изменилось, из земли он торчал наподобие айсберга, открывая взгляду лишь самый верх. И все-таки ветер принес особый и тонкий еще запах, который заставил нас с Сэмом замолчать.
Когда мы подошли вплотную, я поставил канистру на землю. Обошли бункер.
То, что мы увидели, было лишь подтверждением наших мыслей. Я не почувствовал ничего, кроме усталости.
– Бэйлинги, – сказал Сем, – Я знаю совсем немного. Информация о них появилась четыре месяца назад. А теперь и до нас докатились. Ага, докатились.
В бункере зияла огромная дыра. По краям стекала какая-то кислота. Надеяться, что кто-то выжил, было глупо. Даже оборудование было испорчено, сплавлено едкой дрянью, которой обрызгало все внутри. Жить в нем стало невозможно, и не было добродушного Кента, который все починил бы и отстроил.
Я не стал подходить, ни к чему смотреть на их останки, было легче думать, словно бы они просто исчезли, будто бы их и вовсе не было.
– Гляди-ка! – сказал Сэмюель и аккуратно вошел в бункер, – Сохранился. На него всего пару капель упало.
– Брось ты его. Лучше посмотри туда.
Вдалеке из-за гор показалась черная туча. На фоне чистого неба. Туча муталисков. Она быстро приближалась к нам, а мы застыли, вглядываясь в небо. Скоро мы увидели, что внутри этой тучи летел боевой крейсер. Муталисков разрывало выстрелами лазеров, они падали кучей бесформенных ошметков, но их было слишком много.
Уничтоженный бункер, туча из муталисков посреди истрескавшейся пустоши – все это выглядело картиной апокалипсиса.
– Вот скажи, если бы у тебя была сила жахнуть, и ты бы стоял на пороге смерти, ты ведь жахнул бы, как есть жахнул бы, да?
Я проникся происходящим, был мрачен, посмотрел на Сэмюеля тяжелым взглядом:
– В следующий жизни нажахаемся.
Сэм был в восторге:
– Слова истинного насильника! – сказал он.
Я чуть не расхохотался, но тут из-за гребня гор вырос гигантских размеров гриб. Грянул раскат грома, мы с Сэмюелем, едва не упали на землю, пораженные словно бы религиозным трепетом. Гриб медленно поднимался, потом начал совсем уж неохотно опадать.
– Пошли за бункер.
И мы поплелись за бункер в сторону от атомного гриба. Боевой крейсер давно пролетел над нами, с неба с мерзкими глухими шлепками попадали комочки плоти.
Сэмюель примостился на оставленный мною контейнер.
– Знаешь, я все пытался разузнать, что с тобой было, после того, как уничтожили ту базу, на границе с протосами. Только ты выжил. Белый Бог Солнца! Куда тебя занесло! Можно сказать – легенда, а ты вдруг выжил. Открываю архив, а там пустота! И никакой лазейки! Впервые сталкиваюсь с такой секретностью.
Я молчал. Я не придумывал ответ, просто нужно было немного помолчать.
– Высшая. Выше не бывает. В архиве ничего и нет, я один знаю, что со мной было. Но вряд ли хочу вспоминать. Понадобится – вспомню. А методы штаба смехотворны. Вспоминать это все… мучительнее, чем военным хватит фантазии вообразить.
Я говорил медленно, с расстановкой. Сэмюель засиделся. Он спрыгнул с контейнера, сказал:
– Ну, все. Не будет ничего, это же только тактический заряд, – и пошел вперед.
Тут во мне проснулся, казалось, забытый уже инстинкт доктора наук. Вместо того, чтобы действовать, я хотел дотошно объяснить ему динамику ядерного взрыва. Я не успел заговорить, как не успел осознать свою ошибку. Мы не почувствовали усилившегося ветра из-за бункера, не услышали ничего из-за визга муталисков и рева лазерных пушек вокруг космического корабля. А дрожь земли казалась естественным продолжением наступившего конца света. Взрывная волна налетела внезапно, как если бы мы о ней не подозревали.
Я находился в самой выгодной точке ветровой тени. Меня опрокинуло, броню накрепко вбило в землю. Сэма закрутило и потащило по земле. Его изломанную фигуру еще не раз кидало вперед, вновь и вновь забивая вспыхивавшую во мне надежду.
Я смотрел на то, как он умирает, и вспоминал жизнь в бункере. Все это не было похоже на настоящую жизнь. Война тоже была ненастоящей. Мы не чувствовали даже течения времени, часто наше существование казалось мне игрушечным. Словно модель, песочный замок, кем-то большим и сильным аккуратно возведенный посреди безжизненного песка.
У протосов еще в самом начале мне рассказали о «старкрафте». Сейчас – название бесконечной войны. Раньше это было обычной компьютерной игрой. Древняя раса предвидела войну с зергами и решила в качестве эксперимента мягко вводить нас в курс дела. Они создали культ этой игры, так удачно сочетавшейся с культовым тогда развитием компьютеров.
Война для нас, терранов, уже давно стала жизнью.
«Старкрафт – игра?», удивленно спросил я храмовника. «Вся жизнь – игра», он ответил так, словно был лично знаком с Шекспиром.
Наша жизнь в бункере только похожа на игру.
Старкрафт – это жизнь. Так я решил для себя. «Старкрафт – игра, жизнь – игра. Тождество для пятилетнего, да, Сэм?», я хотел сказать это вслух, но слова застряли в горле. Я не испытывал жалости, просто еще не оправился от удара. Я всегда выживал, в этом мое проклятье, и бункер был всего лишь коротким отдыхом, местом, где, настроившись на волну радио, можно было забыть, кто ты есть.
Взрывная волна прошла. Оттуда, где лежало мертвое тело Сэмюеля, доносилась музыка. Радио, вывернутое на полную мощность, все еще покоилось в руках мертвеца. Хриплый голос пел блюз. Пианино, труба, ударные. Старая, древняя музыка хватала за душу. Заставка к радиопередаче разносилась далеко окрест. Гонимая просторами пустоши, музыка тянулась по земле. Я не сдержался и заплакал, хотя испытывал скорее ностальгию, чем боль от потери.
Муталисков снесло от боевого крейсера накатившей взрывной волной. Крейсер медленно падал на землю.
.С приветом с того света.
«Милый мой друг, это Сем, и я уже мертв, угадал?
Паршиво все вышло, но ты еще не знаешь, насколько. Ты же выжил, так, опять выжил? Ты всегда выживаешь. Тогда тебе следует знать, в какое дерьмо ты угодил.
Транспортники, которые сбрасывали нам жрачку и припасы пилотировались автоматически. На батлкрузере тоже никого. Ну, Пи аш Ди, смекаешь, к чему я?
Не такой уж я крутой хакер. Хотя, вообще-то немного найдешь тех, кто покруче, но из той малютки, которая всегда со мной, много не выжмешь. Так, только по мелочи. Баттлкрузер, например, слушался из рук вон плохо. Так и не смог его посадить.
Есть одна база, которую зерги едва тронули. Сожрали всех, разбили, что могли, но большая часть осталась целой. По ее компьютеру я лазил как у себя дома. Вряд ли я мог бы добиться такого результата в нормальных условиях, но ведь защиту никто не обновлял! Вода камень точит, так? Оттуда и дропшипы.
Вообще-то, радио сигналы тоже оттуда. Старые записи, архивы, так сказать.
Понимаешь, к чему это все? Планета пуста. Ну, в плане нашей с тобой расы. Хотя тут тоже возникает пара вопросов, но родился-то ты, надеюсь, терраном!
Исход давно завершен. Мы одни одинешеньки на планете!
Если честно, я очень привязался к ребятам. На мою голову достало приключений, за сорок как-никак. Я знал, что сдохну в этом бункере, но очень уж не хотелось, чтобы их последние дни превратились в ад. Я, как и ты, привык цепляться за жизнь, а они по простоте душевной покончили бы с жизнью и только. А так, поверь, жизнь в бункере была для них гораздо лучше тюремной камеры или прежней службы. Маленький праздник напоследок.
Я тоже не скучал, если что, не переживай! Интересный ты тип, скажу тебе. Хорошо, что мне удалось узнать тебя. Давно мечтал. Как хочешь относись к моему поступку, но не спеши с выводами, ладно? Смекаешь, о чем я, так?
Да, о девчонке, приглядывай за ней. Исход исходом, но может статься, что на каком-то из хранилищ завалялась ядерка. Очень может быть, что у девчонки есть связь именно с этим хранилищем. Ведет себя как ангел апокалипсиса.
По делу: баттлкрузер – путь в открытый космос. Как на него проникнуть – твоя забота. Местоположение того суперкомпьютера забито в памяти. Найдешь, не тупой. Тут вообще много информации, да и мой тебе совет, тебе теперь физика и математика нахрен не понадобится, не на ту ты дорожку ступил. Тебе попрактичнее что-нибудь надо. Я тут мануальчиков настрочил, уникальная информация, нигде такую не найдешь, так что «ю ре велком», юный падаван! Даже ник не меняй, пускай боятся. И письмецо это не удаляй. Первое и последнее в моей жизни, жалко ведь, да?
Так сказать, наследие старого доброго дядюшки Сэма, хе-хе!
Когда-то мы просто весело проводили время...»